Образ юной красавицы в дореволюционной табасаранской поэзии

Гюлахмед Маллалиев

В авторских текстах дореволюционной табасаранской поэзии широко представлен образ юной красавицы. Он несет в себе многие черты запечатленного в фольклорных произведениях табасаранцев народного идеала красивой женщины. На художественные особенности этого образа существенное влияние оказала и восточная любовная поэзия, преимущественно азербайджанская, многие образы и темы которой повторялись, а иногда получали оригинальное развитие в творчестве табасаранских ашугов и поэтов.

Юная красавица в лирических текстах дореволюционной табасаранской поэзии наделена рядом черт, которые повторяются у разных авторов. К наиболее распространенным и традиционным портретным деталям можно отнести длинные черные волосы, тонкие черные брови, которые сравниваются с крыльями ласточки или со стрелами (таким образом подчеркивается их прямизна), светлое лицо, сравниваемое с луной, солнцем или с цветком, сладкие губы, стройное, как тростник или стан куклы тело, круглые груди. К примеру, в стихотворении Ильясова Муталима «Гъургдазу» («Сгорел я (от любви)») упоминаются черные волосы, ниспадающие со спины подобно реке («нирси, кьяллан кIару кушар ирхнайи»), глаза, испускающие пламя любви («ялав гьаъру улар»), как светлая луна открытое лицо («аку вазсиб ачухъ маш»).

При описании облика красавицы табасаранские поэты часто пользуются эпитетами «нурлу» (сияющий), «аку» (светлый) либо употребляют лексемы с семантикой света, белизны. В стихотворении Алихана из Сика «Гюлханум» брови возлюбленной излучают свет («акв тувру улчIвмар»), а облик – сияние («нурлу къаш-къаматар»); Жабраил, сын Агамирзы, в стихотворении «Гъиди» («Придет»), приход любимой сравнивает с восхождением луны («гьамус ваз гьудубчIвиди») и со свечой, испускающей райский свет («шамдиси женнетдин аквар ерчури»); Имам Чулатский лицо юной чаровницы сравнивает с солнцем («маш ригъ ву яв»); Халид из Кувига и Амрах красоту любимой передают через сравнение со снегом: «Сивун кIакIнаъ лизи йифси гъяркъюнзуз» (Увидел тебя, подобную белому снегу на вершине горы); «Ягъли дагъдин йифси лизир вува ву!» (Ты белая, как снег на высокой горе).

В стихах часто упоминаются губы (уста) возлюбленной красавицы. Гаджимагомед Зюрдагский сравнивает их с сахаром – «КIвантIар шекер!». Агамирза, сын Жабраила, в упомянутом выше стихотворении развивает этот образ: «Набатлу земзем шидсдар кIвантIар» (Лицо с губами, сладкими, как вода Земзем). В стихотворении «Гъургдазу» («Сгорел я (от любви)») Ильясов Муталим отмеченное свойство губ – сладость – переносит на результат совершаемого ими действия – речь: «Гьар апIру гаф ширинуб ву чан йиччвтIан» (Каждое слово ее слаще, чем мед), «ширин мяълийир апIрудар» (поющие сладкие песни). Агабек Табасаранский также отмечает сладость голоса любимой девушки: «Яв ширин сес гъебхьган узуз, аьхю сабур шул ккун!» («Когда слышу твой сладкий голос, мне большое нужно терпение (чтоб удержаться на месте)».

Одним из непременных атрибутов анализируемого образа в стихах табасаранских поэтов является девичья грудь. Так, в стихотворении Ашуга Жалила груди красавицы сравниваются с маленькими арбузами: «Думу йигъан гюзел ярин тагъ гъябкъзуз, // Бици хумурзгар али шир гъябкъзуз» (В тот день я увидел любимой груди, //Стебель увидел с двумя маленькими арбузами). Муталим Ильясов также уделяет внимание этой части тела любимой: «Ихтиятди палтарик жин дапнайи //Гюлиятдин мухрари зу гъургдазу» (Осторожно спрятанные под одеждами / Груди Гюлият меня испепелили). В стихотворении Амраха «Узу, Селми, хъана гъюрза» (Я, Селми, снова приду) девичьи груди являются объектом вожделения лирического героя: «Яв мухрари деллу зу апIура» (Твои груди меня с ума сводят). Алихан из Сика сравнивает их со сладкими гранатами: «Мухриъ ширин нарар айи Гюлханум» (На груди сладкие гранаты несущая Гюлханум). Следует отметить, что в табасаранском фольклоре это сравнение практически не встречается; оно перенято, скорее всего, из восточной (персидской) поэзии. К примеру, в сборнике «песни Шираза» часто обыгрывается этот образ:

«В цвет граната надела ты шаль и горда, как я рад!
У тебя два гранатовых спелых плода, как я рад!»;

«Круглятся груди у тебя, как два граната,
Ты для других их бережешь, но мне-то что!»;

«Эти груди – два граната, спелых два плода,
Не носи ты их на рынок – слышишь? – никогда» и т.д.
Юная красавица и сама сравнивается с различными объектами, являющимися, по мнению авторов, воплощением прекрасного. Первым в этом ряду стоит цветок. Агабек Табасаранский возлюбленную именует прекрасной розой («уткан гъизилгюл кюкю»); у Имама Чулатского она – золотой цветок («гъизил кюкю»), прекрасный цветок («гюзел кюкю»). Муталим Ильясов сравнивает красавицу с джейраном, Ашуг Жалил – с райской гурией, Агамирза, сын Джабарила – с жемчужиной и с Зулейхой из поэмы Джами «Юсуф и Зулейха».
Для передачи красоты любимой Аликбер Межгюльский в стихотворении «Пожалей» («Язухъ апIин») прибегает к сравнению ее с шахиней: «Ува вува швушварин шагь» (Ты – шахиня невест). Имам Чулатский также называет возлюбленную шахиней: «Йигъну-йишвну дад зигурза увкан, шагь!» (Днем и ночью буду наслаждаться тобою, шахиня). Подобным образом превозносит объект любви и Алихан из Сика:

И в Англии, и во Франции и в Стамбуле,
И в Аравии, любимая, и в Грузии
Среди девушек нет подобной тебе!
Ты шахиня красавиц, Гюлханум!».

Но самую высокую оценку любимой красавице (здесь и далее перевод наш. – Г.М.) дает Халид из Кувига: «Узуз ккуни ярихъ Аллагьра лицур» (В поисках моей любимой бродит и Аллах).
Нередко можно встретить и опосредованную передачу прелести и очарования красавицы – через констатацию состояния, в которое оказывается повергнут лирический герой, увидевший красоту девушки и влюбившийся в нее. Ашуг Жалил в стихотворении «Саб десте гюзел гьюри-перйирин» (Стайка прекрасных гурий) так передает свои ощущения от встречи с «райскими гуриями»:

Меня своим невольником сделали,
Жестоко заставили сердце биться сильно,
В один миг меня превратили в пленника,
Оцепенев, я остановился в саду!

Имам Чулатский в стихотворении «Пройдись, любимая» пишет: «Йиз юкIв гъибисур уткан гьалкъайиинди» (Мое сердце поймавшая в прекрасные сети). И вполне естественным и закономерным выглядит после этого декларируемое табасаранскими поэтами желание ради такой красоты пожертвовать всем, в том числе и собой. К примеру, Халид из Кувига в стихотворении «Страдания влюбленного юноши» пишет:

Халид из Кувига, хоть даже повесишь ты его,
Голову отрубив, милое искалечишь тело его,
Ножом на мелкие куски изрубишь его,
Красавица, и тогда он от тебя не отстанет.

Ради любимой на все готов и поэт Амрах:

У твоих ворот преданным слугою быть,
Ослепнуть от слез из-за любви к тебе,
Себя без сожаления в жертву тебе принести!
Это тело мое жертвую тебе я.

Таким образом, дореволюционные табасаранские авторы в своих художественных творениях сполна отдали дань уважения вечному объекту поэтического внимания — женской красоте, создав образ юной красавицы, которому присущи как характерные для литератур многих народов черты, так и национально маркированные особенности, подчеркивающие этнический идеал красивой женщины.