Камень у дома

 

— У-у, бродатый, уходи, уходи… Не люблю бородатых, не люблю, – перед самым лицом молодого мужчины отчаянно замахала руками пожилая женщина, отчего шерстяной платок сбился с ее головы, обнажив седые волосы с редкими прядями черных полос. На лице ее явственно читалось  глубокое страдание, перемешанное с отчаянием. 

– Мама, это же я, твой сын Абдулла, ты меня не узнаешь?
– Уйди, бородатый, уходи… Не люблю…  У меня нет сына Абдуллы. Моего сына зовут Ратмир… Не люблю бородатых, терпеть не могу. Уйди от моих дверей, – продолжая размахивать руками перед лицом Абдуллы, женщина закрыла дверь перед его лицом. Затем послышался звук металлической щеколды… 

 

Абдулла почесал затылок, провел обеими руками по длинной рыжей бороде и присел на камень у ворот отцовского дома. Незаметные в сгущающейся темноте осеннего вечера горячие слезы текли по его бороде. Не ожидал он, что мать так встретит его после почти семилетнего отсутствия…
Абдулла обхватил голову руками и стал раскачиваться взад-вперед, как когда-то делал его отец, пребывая в отчаянии… Тяжелые, нерадостные мысли стали быстро разворачивать свой свиток перед мысленным взором Абдуллы…

Ратмир не отличался прилежностью в учебе. Честно говоря, в их большой семье никто особо не учился. Отца Сайфуллу нередко вызывали в школу и из-за плохого поведения его шестерых сыновей. Ратмир был младшим. Сайфулла с большим неудовольствием ходил на родительские  собрания, со сдвинутыми густыми бровями приходил из школы назад, собирал всех сыновей перед домом (чтоб жена не видела) и уставшим голосом говорил: «Ладно, учиться вы не хотите, но хоть вести себя как люди можете? Мне надоело выслушивать эти постоянные жалобы… Смотрите, вы доиграетесь у меня». Затем садился на этот самый камень, где сейчас сидел Абдулла, сжимал голову руками и молча раскачивался: взад – вперед, взад – вперед.

Сыновья угроз отца побаивались. Сайфулла был самым крупным мужчиной в селе, водил огромный КРАЗ-255Б, доставшийся ему в конце 90-х, когда дорожное предприятие где он работал больше 30 лет, пустили по ветру. Про таких, как Сайфулла, и говорят: грудь колесом. Он один, без помощи посторонних, валил и резал быка. Больше всего Ратмир любил дни, когда отец менял колеса самосвала – все сельские пацаны приходили смотреть на могучие бицепцы его отца, и Ратмир был этим очень горд… В общем, Сайфулла был чрезвычайно силен. Но удивительно добр. В селе его очень любили, потому что он помогал всем. Часто возил дрова, скошенное сено, строительные материалы сельчан за сущие копейки, иногда и вовсе не брал денег, если семья жила плохо. В свое время он и сам учился в школе на тройки, поэтому ругать сыновей за плохую учебу не мог. Но в жизни никому пакостей не делал, никого не обидел, и ему было больно осознавать, что его сыновья грубят учителям, обижают чужих детей, портят школьное имущество.

Сайфулла понимал, что поведение сыновей  – это издержки большой любви их матери. Выросшая в семье единственным ребенком, она всегда завидовала соседским девочкам, мечтала о младших сестрах и братьях, чтоб заботиться о них, как нередко признавалась матери…Эту неутоленную в детстве любовь Марият перенесла на собственных детей и вконец избаловала их. 
Марият в последние годы болела, и Сайфулла не хотел причинять ей лишние страдания, ругая при ней сыновей. Вот и оставалось ему, видя тщетность своих попыток исправить поведение сыновей, вот так сидеть на старом камне и, до боли сжав голову в сильных руках, от бессилья раскачиваться взад и вперед…

В 10 класс Ратмир стал ходить в соседнюю школу, где познакомился с тремя ребятами. Они всегда держались вместе, демонстративно не принимали участия в школьных вечерах и КВН, во время уроков физкультуры отказывались играть в одной команде с одноклассницами, в пятницу пропускали последние уроки – ходили в сельскую мечеть. Одевались тоже не так, как остальные ребята – даже  в теплые дни носили рубашки с рукавами и головные уборы-тюбетейки. Чем больше им делали замечания в школе и дома, тем теснее они сплачивались. Как-то незаметно для себя близко сошелся именно с ними и Ратмир …

Через полгода, как Ратмир стал ходить в соседнюю школу, Сайфулла начал замечать изменения в поведении сына. Он перестал бриться, но убирал усы, и лицо его теперь окаймляла рыжая бородка. Когда в гости приходили родственницы, не здоровался с ними за руку, как раньше. Но больше всего Сайфуллу коробил тот факт, что когда он после сельских свадеб приходил домой подвыпивший, Ратмир демонстративно избегал отца и два-три дня не показывался ему на глаза. Отцу поступки сына не нравились, но расстраивать жену, ругая ее любимца, не мог – в последнее время у Сейранат стали происходить нервные срывы по пустякам, и врачи посоветовали Сейфулле оградить ее от любых волнений, быть мягким и ласковым.  К тому же, с родителями оставался только Ратмир, остальные братья кто учился, кто служил, кто уже жил отдельно со своей семьей, и мать всей душой прикипела к младшему. В последние месяцы по селам ходили тревожные слухи, что укрывающиеся в лесах Южного Дагестана «муджахиды» стали набирать в свои отряды молодежь.

То там, то здесь жители окрестных сел видели группы молодых бородатых людей в военной форме с оружием. Потом через некоторое время там появлялись полицейские, иногда военные «Уралы» с солдатами и объявляли КТО. Скоро пошли известия о перестрелках с полицией, подрывах машин, по вотсапам пересылались видео бородачей в масках, которые призывали земляков «вернуться к чистой религии», выходить на джихад и сражаться против тагута. 

Сайфулла сердцем чуял, что сын как-то связан с происходящим. Он несколько раз пытался поговорить с Ратмиром, но тот не шел на контакт.

– Отец, оставь меня в покое. Что ты от меня хочешь, – в сердцах говорил Ратмир, и, хлопнув дверью, выходил из дома. Сыну вторила и супруга, прося Сайфуллу не дергать сына из-за бороды и сбритых усов —  возраст такой, через некоторое время пройдет все у него.

Выждав день, когда жена ушла в гости, Сайфулла с утра зашел в комнату к сыну.
– Ратмир, сынок, нужно поговорить.
– Не называй меня этим кафирским именем, отец.
– Что?! 
– Ну да. Посмотри, какое у тебя красивое и праведное имя. Сайфулла – меч Аллаха. А кто такой Ратмир? Как вы могли мне дать имя непонятного персонажа из русской сказки?
– И как тебя называть, сынок?
– Абдуллахом – рабом Аллаха. Я больше не буду откликаться на это дурацкое Ратмир.
– Но ты же почти 17 лет жил под этим именем. И дала его тебе мама. Ты же знаешь, как она тебя любит. Души не чает… 
– Лучше бы имя нормальное дала. И вообще, тебе с матерью уже пора подумать об Ахирате. Вы сколько собираетесь жить, как джахили? Почему не молитесь? Думаете, что вы вечные? Вам же придется держать ответ перед Всевышним. Эта твоя помощь неверующим сельчанам в Судный день никак тебе не поможет, отец. Фарз нужно свой соблюдать, а не эти дурацкие адаты.
Сайфулла не верил своим ушам. Он смотрел в лицо сыну, но не узнавал его. Из-под насупленных бровей на него смотрел чужой человек с жестким взглядом… Пока он что-то успел возразить, Ратмир вышел из дома.

Через два месяца по дороге из райцентра домой Сайфулла подобрал на дороге Мустафу, учителя из школы, где учился Ратмир. После традиционных расспросов учитель сообщил, что двое одноклассников Ратмира взяты на учет – их подозревают в пособничестве, а один уже два месяца не ходит в школу, и дома его не видели. Говорят, что он ушел в лес.
– Сайфулла, твой сын дружил с ними. Смотри, как бы ни вышло беды. Скажу честно, учителя недовольны поведением и твоего сына – слишком угрюмый, резко отвечает на замечания, принципиально не выходит отвечать. На прошлой неделе довел до слез учительницу по русской литературе. Заявил, что она учит ереси и настраивает учащихся против Аллаха, заставляя их читать «Демон» М.Лермонтова… Время пошло нехорошее, Сайфулла, поговори с сыном. Кстати, вчера участковый справлялся о Ратмире у классного руководителя, – сказал Мустафа, выходя из кабины самосвала.

Вечером у Сайфуллы состоялся крайне жесткий разговор с Ратмиром.

На следующий день сын не вернулся домой. Жена сильно разволновалась отсутствием Ратмира, всю ночь не спала, упрекала мужа в черствости. Когда Ратмир не явился и во вторую ночь (в школе он тоже не появился), у Марият началась продолжительная истерика. Сайфулла вынужден был отвезти супругу в больницу и уложить в неврологическое отделение.

Через неделю домой к Сайфулле пришел участковый и стал расспрашивать о сыне. Удостоверившись, что Сайфулла и в самом деле не знает, где Ратмир, сотрудник полиции заявил, что по имеющейся у него оперативной информации, Ратмир стал пособником.
– К сожалению, дядя Сайфулла, нам придется его задержать. Я думаю, лучше его продержать в СИЗО, так хоть целее будет. Поэтому, как бы вам тяжело не было, если сын заявится, дайте нам знать, – попросил участковый и, оставив свой номер, ушел.
Сайфулла опустился на камень и долгое время сидел на нем, раскачиваясь взад и вперед и издавая какой-то нечленораздельный звук.

Вскоре в райцентре произошел теракт, в ходе которого погибли двое сотрудников, 16 мирных граждан получили ранения. Среди пострадавших была и жена давнего друга Сайфуллы…

Увидев в расклеенной на стене магазина ориентировке на участников теракта лицо своего сына и свою фамилию, Сайфулле вдруг стало плохо. Он почувствовал жгучую боль за грудиной, которая сразу отдалась в левую руку. Он стал задыхаться…

Через два дня в селе хоронили Сайфуллу. У его могилы аксакал Абдурагим, обращаясь к молодежи, сказал: «Большое сердце Сайфуллы не выдержало подлости сына. Не поступайте так со своими родителями». Абдурагим плакал. Слезы текли и у других мужчин… 

На похороны отца приехали все братья. Через неделю, взяв десятидневный отпуск,  прибыл и служащий срочником Кадыр. Не было лишь любимца мамы Ратмира, который исчез после теракта.

Лишившаяся в одночасье и сына, и любимого мужа, Марият повредилась в уме. По ночам она начинала беспрерывно звать сына. А днем, видя в доме одежду, фотографии мужа, изготовленные его руками вещи, начинала горько плакать. Выходила на улицу с растрепанными седыми волосами. Когда видела мужчин с бородой, начинала плеваться, махать на них руками… Второй сын с семьей перебрался в отцовский дом, чтоб ухаживать за Марият.

… Абдулла, узнав, что домой к отцу приходил участковый и предлагал ему сдать сына, затаил злобу. Он теперь ненавидел всех полицейских. И когда узнал, что амир Южного вилаята решил подорвать «гнездо муртадов», очень обрадовался. Он нашел у в дальнем селе  старую шестерку, выкупил его и лично помогал устанавливать в нем взрывчатку. Абдулла очень надеялся, что в момент подрыва РОВД пострадает и участковый. 

После теракта долго прятался за пределами республики. Жил в Азербайджане, потом в Грузии. Затем переехал в Турцию… Жадно читал новости из Дагестана. Узнал, что через три года уничтожили всю южную диверсионную группировку, в которую он входил…

Со временем Абдулла стал понимать, в какую яму завлек себя, послушавшись речей «братьев-муджахидов». В последние полгода каждую ночь ему снился отец – сидит на камне перед домом и раскачивается. Абдулла смотрит на него издали, хочет подойти и обнять, но не может оторвать ноги от земли… А иногда снилась мать. Она молча, с невыразимой любовью смотрела в глаза Ратмиру, а по бороздкам ее морщин стекали светлые слезы.

Не выдержав этой муки, Абдулла решил приехать домой… И как все обернулось. Мать не узнала его. Или не захотела узнать. Даже брат не вышел к нему (он слышал его голос внутри двора)…

Кто-то положил тяжелую ладонь на плечо раскачивающегося Абдуллы. Он разомкнул руки, сцепленные вокруг головы, поднял глаза и увидел перед собой лицо сельского участкового.