Похоронно-поминальные обычаи и обряды табасаранцев

 

 

(Продолжение. Начало в №40)

В сел. Аркит выливали всю воду, имеющуюся в доме к моменту смерти кого-либо из членов семьи. Пустые кувшины закрывали чистой ватой. С этими кувшинами отправлялись за водой. Если покойник мужчина, за водой отправлялись мужчины, если женщина, две женщины. Во всех селениях кувшины с водой снова закрывали ватой или белой тканью.

В сел. Тинит, если кто-то из живущих по пути следования траурной процессии болел какой-либо болезнью, он мыл руки, ноги, лицо и эту воду выливал вслед за покойником. Это делалось для того, чтобы вместе с покойником ушли все его болезни. В сел. Атрик, если женщины узнавали, что в селе кто-то умер, выливали весь свой запас воды. После того как приносили воду для обмывания покойного, все женщины шли на родник и снова набирали воду для дома. Точно так же поступали и в сел. Межгюль.

Информаторы считают, что это действие было продиктовано народными знаниями о гигиене, желанием не заразить воду. Тогда чем же объяснить, что в некоторых селах выливали воду и односельчане? На наш взгляд, это делалось для того, чтобы в воду не переселилась душа умершего.

Во всех селениях Табасарана покойника обязательно обмывали. Перед обмыванием лишние люди выходили. Обычно мужчины обмывали мужской труп, женщины – женский. Один человек обмывал покойного, один переворачивал и один наливал воду. Обычно это поручалось пожилым почетным верующим людям. Покойника обмывали в специальных рукавицах из белой ткани, в специальном корыте, которое, так же, как и носилки «жаназа», хранилось в мечети. Воду, в которой обмывали покойного, выливали в чистое место, где люди не ходят. Обмывальщик и его помощники получали за свой труд одежду покойника. После обмывания на покойника надевали специальную одежду, которая состояла из нескольких рубах – «ахиратдин ккуртт».

Что касается савана – «кафан», то у табасаранцев он был такой же, как и у остальных дагестанцев. Поверх рубах покойника заворачивали в «кафан» от 5 до 9 слоев. Информаторы утверждают, что 5 слоев было обязательно. Как мы говорили выше, мужчину обычно хоронили в белой рубахе и в «кафане». Кафан должен был быть только белого цвета. Считалось, что на «том свете» пригодится только рубаха и поэтому погребальной рубахе придавали особое значение. Вероятно, погребальная рубаха была образцом старинной одежды табасаранцев.

При похоронах молодой девушки ее лицо покрывали красным материалом. (Когда девушка выходила замуж, ее лицо также закрывали красным платком). На наш взгляд, этот обычай связан с народными представлениями о загробной жизни, согласно которым покойный «на том свете» будет продолжать жить и осуществлять замыслы, которые он не успел осуществить при жизни. Если невеста умерла вскоре после свадьбы, ее хоронили в свадебном наряде. Если на покойнице были украшения, их не снимали.
В том случае, если покойник сделал завещание, чтобы на него надели какую-нибудь его любимую вещь, его желание исполняли. На женщин из состоятельных семей также надевали наряды.

(В некоторых селах люди пожилого возраста, если у них не было взрослых детей, заранее готовили всю необходимую на смерть одежду, чтобы не обременять родственников. В большинстве сел этого не делали. Информаторы называют несколько причин: считали, что если заранее приготовить смертную одежду, скажем для пожилой, то может умереть молодая; как будто бы наличие «кафана» в доме может накликать беду (с. Ашага-Ярак, Межгюль, Аркит, Хив и др.).

В сел. Межгюль был обычай класть в могилу вместе с покойником предметы, которыми он пользовался при жизни – ружье, костюм.

До переноса умершего к могиле на него клали в мешочке землю. Обмытого и одетого его обязательно накрывали черной буркой (мужчину), женщину – платком (молодую – ярким, пожилую – темным). После этого лицо покойного больше никому не показывали. В таком виде он лежал в середине комнаты вплоть до выноса его из дома. Женщины громко оплакивали его. Но после того как обмоют покойного, слезы не должны были попасть на него.

В некоторых селениях (сс. Чувек, Ерси, Куштиль и др.) оплакивание умершего сопровождалось расплетанием кос, вырыванием волос и расцарапыванием лиц женщинами-родственницами. Они разрывали на себе одежду, рвали волосы на голове. Особенно это практиковалось при смерти молодого человека. В данном случае его сестры, молодая жена отрезали косы и обматывали ими запястья, показывая этим свою скорбь по умершему, любовь и уважение к нему, т. е. демонстрировали свое горе. Это, безусловно, были доисламские традиции, которые упорно продолжали сохраняться в похоронных обрядах многих народов. Постепенно эти древние обряды стали исчезать.

Оплакивание обычно сопровождалось причитаниями.

После выноса покойного из дома женщины обмазывали пол и наполовину белили стены. Мусор не выбрасывали в течение 3–4 дней. В сел. Вичрик на место, где лежал покойник, сыпали золу; в сел. Аркит на это место бросали ножницы, немного зерна и золу. Это был прием апотропеической магии (оберегающей от порчи, сглаза. – Ред.), связанный с представлением, будто такие предметы отпугивают нечистую силу и предохраняют от ее влияния.

В день похорон во всех селах раздавали садакъа – мясо, лепешки с халвой.

В большинстве сел в доме покойного по обычаю запрещали в течение трех дней готовить пищу. Поэтому родственники, соседи в эти дни кормили семью умершего. Прибывших из других сел также кормили родственники и соседи. Но этот обычай нарушался, если умер пожилой человек. Однако в различных селах, иногда даже близлежащих, наблюдаются некоторые расхождения в отношении первых поминок. Так, например, в сел. Чувек в день похорон в доме покойного резали скот и кормили всех прибывших на похороны. В сел. Ляхля кормили через три дня. При этом посуду приносил каждый с собой. В сел. Кандик через три дня кормили только тех, кто готовил могилу. В Сертиле кормили людей один раз, когда сумеют. Это могло быть и через месяц, и через год, и через 5–б лет. В Кужнике кормили в первый же день после похорон. В сел. Хурик кормили в один из первых трех дней. В сел. Думуркил в первый день кормили тех, кто готовил могилу.

В сел. Вичрик также кормили до похорон. В сел. Аркит, если умер пожилой человек, кормили в день похорон. Если умер молодой человек, в доме покойного не кормили. Обычно резали скотину, мясо нанизывали на палочки и раздавали присутствующим. Этот обычай назывался «шишверди» или «шиш вермакъ».

В пятницу все односельчане приглашались в дом покойного на поминки. Через несколько дней беднякам и тем, кто обмывал умершего, отдавали его одежду.

В комнате, где лежал покойник, до утра горел свет. Возможно, этот обычай был связан с необходимостью обязательного поддерживания огня умершего.

В первые дни (у одних 40 дней, у других 52 дня) после похорон в доме умершего или же у его могилы читались молитвы.

В некоторых табасаранских селах (сс. Думуркил, Межгюль и др.) при смерти главы семьи к несущей балке на потолке – «хамхар» втыкали кусочек мяса. Мясо прилипало к балке и находилось там, пока само не отлипнет. Во всех селениях сразу же после смерти главы семьи к «хамхар» вывешивали и кусочек от его савана.

Ислам внес значительные изменения в древний похоронный обряд табасаранцев. Мужчины никогда не оплакивали смерть близких. Более того, они не должны были открыто выражать свою печаль при смерти жены, дочери.

Был у табасаранцев и такой обычай: держали скот взаперти, пока покойник находился в доме. После того, как покойника уносили хоронить, скот выпускали на улицу.
У всех табасаранцев был обычай: перед выносом «жаназа» с покойным трижды поднимали с пола и опять ставили на землю. Делали это близкие родственники покойного. Прочитав молитву, покойника несли на кладбище. Обычай требовал, чтобы на кладбище шли быстро.

В сел. Межгюль перед выносом покойного со двора «жаназа» ставили во дворе, и один из старших мужчин, обращаясь к присутствующим, говорил: «Люди, прочтите три раза молитву («къулху») и простите ему все обиды и маленькие долги. Если долг большой, возьмите у родных и близких». То же самое говорили еще на кладбище перед похоронами.

Покойника на кладбище несли четверо мужчин, которые время от времени менялись. Ни женщины, ни дети в церемонии захоронения не принимали участия. Женщины обычно провожали покойного до ворот. За воротами они останавливались.

Существовало поверье, что тот, кто сразу после похорон войдет первым в дом, вскоре умрет. Чтобы предостеречь от смерти, полагалось близкой родственнице покойного войти в дом с мальчиком. После этого могли войти и все остальные.

Был обычай отпевать покойника на кладбище. Отпевать начинали сразу же за воротами, потом, не доходя сорок шагов до могилы, наконец, уже на кладбище. Только после этого тело опускали в могилу. Над могилой в момент захоронения сооружали шалаш.

Укладывали покойника на бок (обычно на правый) в вытянутом положении с уложенными вдоль тела руками. Щеку его клали на комок земли. Голова, как было сказано, была направлена на центры мусульманства на запад, а лицо повернуто на юг. В могиле труп принимал один из близких родственников. Обычай запрещал спускаться в могилу сыновьям, если умерла мать. Ее могли принять ее братья. Не принято было опускаться в могилу и отцу, если умер сын.

Перед сооружением могилы (холмика) все присутствующие отходили в сторону, а один из старших родственников вел последний разговор с покойником. Из дома покойного приносили на кладбище кувшинчик с водой. К кувшинчику привязывали большой белый платок. После похорон мулла поливал этой водой могилу. Табасаранцы верили, что эта вода «пробуждает» умершего. На наш взгляд, здесь следует видеть связь воды с культом мертвых. Платок отдавали мулле, а всем участникам похорон раздавали деньги, лоскутки новой материи, сладости.

Интересно отметить, что некоторые информаторы говорят, что обычай впервые поливать могилу водой пошел от пророка Мухаммеда. По преданиям, во время сражений и походов погибали и люди Мухаммеда. В суровых условиях тех мест и при затяжных ветрах могилы, засыпанные песком, сдувало ветром. Чтобы бы как-то удержать песок на могиле, Мухаммед якобы велел поливать ее водой. Со временем этот обычай стали трактовать иначе.

 

Из книги: Алимова Б. М. Табасаранцы (XIX — начало XX в.): Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 1992. С.169-173

Продолжение в следующем номере