Начало в предыдущем номере

Отчаявшиеся, романтики, обманутые, приспособившиеся…

– Давайте вернемся к Дагестану. Можете составить примерный портрет людей, которые вступают в ИГИЛ*, и рассказать, по каким причинам они это делают?

– Каждая история, каждая судьба – она эксклюзивная. И однозначного ответа нет. Мы мониторим эти причины. Безденежье, отсутствие работы… да, эти причины имеют место. Но государство практически заставляет окончить хотя бы 9 классов школы, получить профессию, в то время как родители забирают детей из школы, особенно девочек, считая, что им учиться не надо, а надо выйти замуж. Зачем тогда во всем винить власти? И получается беспросветный тупик в самом начале жизни: нет нормального образования, нет хорошей работы, каждый год рождаются дети, расходы растут, а жить не на что. Им, пребывающим в таком отчаянии, сулили деньги, обещали бесплатный дом, машину. И давали ведь! Но мы-то знаем, откуда эти блага. Уничтожалось коренное сирийское и иракское население – те же курды, езиды, вырезались целые семьи, и их имущество захватывали приезжие. И выехавшие из крохотного села отправляли фотографии родственникам, как они живут в особняках с пальмами и бассейном… Конечно, это производило впечатление, и некоторые шли просто за красивой жизнью.

Вторая категория – романтики. Сегодня, в век соцсетей, многие «женихи» смогли избежать важного этапа в виде знакомства с родителями, десятка обязательных обычаев, предварительных знакомств, церемоний, расходов… Официально не заявляя о себе, эти женихи «пудрят мозги» девочкам. Практика показывает, что даже в самой благополучной семье могут не догадываться, что в этот самый момент их дочку подвергают экстремистскому воздействию под видом большой любви. И таких историй сотни – когда «бедный, несправедливо засуженный воин» давит на болевые точки, манипулирует неокрепшим сознанием, не брезгует ничем, обманывает и завлекает наивную жертву. В период юношеского максимализма это особенно легко: пара громких фраз в уши той, которую не понимают общество, семья, и она готова пойти за своим «принцем» хоть на край света. Многие, испытывая самые настоящие преданные чувства, пытались вытащить своих любимых из ИГИЛ, поехали их вызволять и не смогли вернуться – оказались в тех самых лагерях или тюрьме.

Третья категория – те, кто попал под воздействие радикальных «богословов», вербовщиков, которые не признают традиционный классический ислам с поправкой на современность. Адресная и профессиональная «прокачка» молодых неокрепших мозгов – и девочки сами начинают верить, что все вокруг испорченные, развращенные, а праведная мусульманка должна исповедовать «чистый ислам» и не жить в этом «кафирском государстве».

Кстати, ребятам также внушается, что современная, образованная девушка не может быть скромной и чистой, надо обязательно найти «покрытую», и многие в лучших побуждениях найти достойную спутницу жизни попадают в сети профессиональных вербовщиц, «черных вдов». Сегодня, когда любые Священные тексты, в том числе Коран, Библия находятся в свободном доступе, имеются их переводы на абсолютно любые языки мира, вплоть до национальных, желающему изучать религию нет никаких препятствий. Если имеешь потребность, не ленись и купи книги, читай, думай! Но это ведь такой серьезный труд, что многим легче уехать отсюда и снять с себя ответственность за недостаток знаний.

Четвертая категория – не самых высоких принципов женщины. Некоторые ехали за мужьями, которые потом были ликвидированы, и они благополучно выходили замуж в очередной раз, и не единожды. В итоге мы имеем сегодня женщин в лагерях, у которых все дети от разных мужчин, происхождение которых они не всегда знают, что затрудняет проведение ДНК-экспертизы и оформление документов на ребенка. И там это преподносится так, будто они совершают богоугодное дело, становясь супругами джихадистов без всяких прелюдий. То есть пропагандируется аморальное поведение, завуалированное благими целями. Этого нет даже в самой ультрасовременной европейской культуре. Для женщин с низкой социальной ответственностью это очень даже приемлемо – когда они не хотят работать, учиться, приносить пользу. Кстати, возвращаться тоже не хотят. И такие есть.

Во всем нужно придерживаться принципа справедливости

– Многие женщины боятся возвращаться, даже когда удается такая редкая возможность: дескать, на них заводят уголовные дела за пособничество террористам. Как мы знаем, в регионах Северного Кавказа данная практика разнится, несмотря на общность проблемы. Все же, обязательная ли эта мера? Если женщина была вынуждена вести быт игиловцев, грозит ли ей за это срок?

– Сколько людей, столько и сценариев. Мотивы разные, поведение разное. Есть и такие женщины, которые не захотели повторно выходить замуж после смерти мужа и отказались участвовать во всем этом беспределе даже под пытками и угрозами. Как уже было отмечено, туда ехали не только недалекие женщины, чтобы устроить жизнь по-легкому (таким и сейчас там хорошо, их свои не обижают), но и те, кто был введен в заблуждение, кто пытался вызволить близких, у кого мужья детей забрали – они прекрасно осознают тяжесть своего положения, готовы ответить за ошибки, предстать перед судом. И они знают, что скорее всего им предстоит понести ответственность, так как каждый совершеннолетний здравомыслящий человек, прежде чем куда-то отправиться, должен задать вопрос: зачем и куда я еду? Не надо быть академиком, чтобы задавать элементарные вопросы.

У нас многие искренне считают, что женщины ни в чем не виноваты, так как они напрямую не участвовали в боевых действиях. К нам нередко приходят родители этих девушек и женщин, плачут, говорят: она же никого не убивала. Ну да, вступила в запрещенную террористическую организацию, но все осознала. А давайте представим ситуацию: женщина никогда в жизни не употребляла наркотики, не прикасалась к ним, а лишь отнесла сумку, в которой оказались наркотики – она виновата? Ей предложили деньги, и она из благих намерений, чтобы прокормить своих детей, сделала это. Преступница она или нет?

Скажу так: любая женщина, у которой есть дети, которая вынуждена предстать перед законом и будет осуждена, – жертва. Они все жертвы, кто, не подумав, не пожелав разобраться, дал втянуть себя в эту глобальную политическую мясорубку.

Но в юриспруденции есть принцип аналогии права – «принцип законности и справедливости». Если мы требуем простить игиловских женщин, то по аналогии, я считаю, надо простить всех тех женщин с детьми, которые сидят в колонии. Вот уже 8 месяцев директор школы №56 Махачкалы находится под следствием в СИЗО [в настоящий момент переведена под домашний арест. – Ред.] за взятку в 200 тыс. рублей – она тоже женщина, у нее тоже трое маленьких детей. Ее жалко? До невозможности жалко. Или сколько женщин отбывают срок за мошенничество: взяли в долг деньги на открытие своего бизнеса, опять-таки – чтоб прокормить семью, поехать в Турцию за товаром, а границы закрылись. Прогорели, идут проценты – а у них ни товара, ни денег, отдать нечего, на них пишут заявления. Их жалко? И у них у всех дети. Посмотрите категории преступлений у нас в женской колонии в Кизилюрте, ведь там каких-то злостных преступлений, убийств нет, они в принципе крайне редко встречаются, это противоречит их природе. В основном там наркотики, и даже не употребление, а мелкий оборот. И все из-за денег. «Работы нет, кормить детей чем-то надо, предлагали хорошие деньги, но я не прикасалась!». Но тем не менее этих женщин держат в тюрьмах, а тех должны освободить? Это не потому, что одних жалко больше, чем других, это несправедливо.

– В одном из документальных фильмов по этому поводу Юнус-Бек Евкуров открыто высказался, что в Ингушетии не собираются возвращать ни детей, ни жен террористов – тех, кто отказался от своей страны, республики и уехал воевать за чужое государство. Как объясняли свою позицию у нас в Дагестане?

– В 2017 году, когда мы привезли самых первых детей, в самых высоких кругах было принято решение, что медийно это освещаться не будет. Но родственники, конечно, на радостях выставляли фотографии в соцсетях. И министру МВД Абдурашиду Магомедову было направлено открытое письмо, которое подписали десятки дагестанцев, чьи родные погибли при исполнении: вдовы, матери, дети военнослужащих, сотрудников ФСБ, просто мирных людей, которые погибли во время терактов в Буйнакске, Кизляре, Каспийске, полицейских, застреленных на дорогах и блокпостах. Мол, мы считаем эту кампанию «плевком в лицо», осквернением памяти наших близких. Это – отпрыски террористов, которые открыто выступили за уничтожение государства и его защитников. Это было гневное возмущение. Я каждый день слышу: что вы создаете этим детям комфортные условия, каких у обычных дагестанцев нет, так еще и за государственные деньги оттуда вызволяете, государственным бортом привозите и плюшками задариваете? Так что эта точка зрения приветствовалась не только в Ингушетии, но и у нас.

Поток в ИГИЛ не прекращается

– Официально с конца 2017 года ИГИЛ разгромлен, но какие-то территории все еще остаются ему подконтрольны. Зафиксированы ли вами свежие случаи эмиграции в Сирию? Какую тенденцию вы наблюдаете сейчас?

– Надо признать, что еще остаются достаточно серьезные анклавы, подконтрольные ИГИЛ, они не разбиты до конца. И поток к ним продолжается. Он, конечно, не такой сильный и организованный. И в том числе благодаря коронавирусу. Это единственное благое дело, которое сделала эта болезнь. Границы закрыты, и все желающие просто физически не могут уехать. Но вот приоткрылась граница Турции, и буквально позавчера [18 августа 2021 г. – Ред.] мне звонит женщина в слезах: мол, помогите, пешком переходят нашу границу в Магарамкенте, оттуда в Азербайджан, потом в Турцию, а там – протоптанным маршрутом в Сирию. Проблема не искоренена. И если вам, читатели, сегодня кто-то нашептывает про «прекрасное» исламское государство, исламский мир, где можно беспрепятственно соблюдать в лучшем виде все предписания ислама, обратитесь к нам, в аппарат омбудсмена, возьмите контакты людей, которые там были и своими глазами увидели «прекрасное» исламское государство, которое расписывают как идеальное место для соблюдения религии. Не верите нам, не верите властям – спросите тех, кто туда уже сходил, оттуда вернулся и все увидел своими глазами. Они вам все расскажут.

– Да, кто там побывал, сейчас уже убеждены, что здесь намного легче придерживаться и исповедовать свою религию, нет никаких запретов. Мы до сих пор не можем найти хоть какое-то разумное объяснение действиям тех женщин, что обрекли своих детей на такую судьбу. Какие мотивы все-таки ими двигают, неужели только пресловутый слепой фанатизм?

– Люди абсолютно разные. Нам приятно думать, что наши дагестанские семьи – более высоконравственные, чем, например, западные или российские. И да, конечно, большинство нашего общества составляют потрясающие люди, которые восхищают во всем: в отношении к семье, к детям, профессии, к миру – во всем. На соседней же улице могут жить негодяи, которые истязают своих детей, превратили дом в притон, и ты приезжаешь с органами опеки на вызов соседей, потому что они жалуются на вой детей, и находишь их в диком состоянии – голодными, в собственных экскрементах. А родители в непонятно каком состоянии. В одном из муниципалитетов изъяли ребенка, которому крысы нос отгрызли, пока родители гуляли. И это не где-то на Мадагаскаре или в пьяной российской деревне. Это у нас, в Дагестане.

И фанатизм тоже имеет место. Я с глубоким уважением отношусь к религии, но вместе с тем моя субъективная позиция такова: давать религиозные знания только тогда, когда уже есть фундаментальное качественное светское образование, иначе это чаще всего заканчивается фанатизмом. В чем концептуальная разница научного мировоззрения и религиозного? Наука зиждется на принципе противоречия. То есть любой тезис должен быть либо доказан, либо опровергнут. И все научные исследования – это попытка переосмыслить или опровергнуть ранее существующие догмы. А человек, обладающий критическим мышлением, не может стать объектом манипуляций по той простой причине, что он задает вопросы и во всем сомневается. В науке так: «а что, если?..». В религии все с точностью до наоборот. Ты должен верить беспрекословно, если ты сомневаешься – ты неверующий. Маленькие дети в силу возраста не могут постигнуть идею Бога, они все воспринимают буквально, примитивно, они не понимают, где метафора, где философия, где прямой смысл, а где иносказание. А раз все уже известно и предопределено, зачем тогда вообще учиться, познавать какие-то науки, расти над собой? В итоге, попав в прогрессивную социальную среду, такие дети, как правило, плохо учатся, крутые мальчишки, девчонки их в свою компанию не принимают, они либо попадают к двоечникам, где не особо развиваются, либо становятся отщепенцами и замыкаются. И этот барьер для подростка, а потом и для семьи уже непреодолим.

Сегодня нам везде дают зеленый свет

– Марина Юрьевна, бывают ли у вас приступы эмоционального выгорания, чувство вины, что, несмотря на активную работу, многие дети обречены, и как вы с этим справляетесь?

– Бывает. И один из способов борьбы с таким состоянием – просто не думать об этом. Я понимаю и принимаю тот жестокий факт, что не всех спасут и не все выживут. Но это рациональная история. Надо надеяться на лучшее, по-другому нельзя. Если постоянно думать о неудачах, печалях, трагедиях, которые происходят, – можно сойти с ума. В нашем случае мы не просто не должны, мы не имеем на это права. У нас есть полномочия, нас посадили сюда не поддаваться рефлексии, а помогать людям, которым по сути все равно, какой ты чиновник – горящий, потухший: ты должен делать свою работу быстро и хорошо. Так что в этом плане я не сентиментальна.

– Марина Юрьевна, а какая операция по возврату детей запомнилась вам больше всего?

– Первая, конечно, как и все, что происходит впервые в жизни. Сейчас все уже на абсолютно другом уровне, потому что Владимир Владимирович дал поручение, Анна Юрьевна (Кузнецова, экс-уполномоченный по правам ребенка при Президенте РФ. – Ред.) на федеральном уровне возглавила эту работу. У нас шикарный военный самолет, спецсопровождение, везде нам дают «зеленый свет». А раньше работали без средств, без поддержки, буквально на перекладных с маленькими детьми… Этого не забыть никогда.

– Марина Юрьевна, спасибо за уделенное время и исчерпывающие ответы.

*ИГИЛ — запрещенная на территории Российской Федерации террористическая организация